пятница, 02 октября 2009
Истина в вине!
четверг, 24 сентября 2009
Истина в вине!
пятница, 18 сентября 2009
Истина в вине!
суббота, 29 августа 2009
четверг, 27 августа 2009
Истина в вине!
вторник, 25 августа 2009
Истина в вине!
Вперед от альтруизма к мизантропии!
вторник, 21 июля 2009
21:22
Доступ к записи ограничен
Истина в вине!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 24 июня 2009
21:27
Доступ к записи ограничен
Истина в вине!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 01 июня 2009
01:48
Доступ к записи ограничен
Истина в вине!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 29 мая 2009
Истина в вине!
– Здравствуйте, Илья Ильич.
– Здравствуйте, Пенкин; не подходите, не подходите: вы с холода! – говорил Обломов.
– Ах вы, чудак! – сказал тот. – Всё такой же неисправимый, беззаботный ленивец!
– Да, беззаботный! – сказал Обломов. – Вот я вам сейчас покажу письмо от старосты: ломаешь, ломаешь голову, а вы говорите: беззаботный! Откуда вы?
– Из книжной лавки: ходил узнать, не вышли ли журналы. Читали мою статью?
– Нет.
– Я вам пришлю, прочтите.
– О чём? – спросил сквозь сильную зевоту Обломов.
– О торговле, об эмансипации женщин, о прекрасных апрельских днях, какие выпали нам на долю, и о вновь изобретённом составе против пожаров. Как это вы не читаете? Ведь тут наша вседневная жизнь. А пуще всего я ратую за реальное направление в литературе.
– Много у вас дела? – спросил Обломов.
– Да, довольно. Две статьи в газету каждую неделю, потом разборы беллетристов пишу, да вот написал рассказ…
– О чём?
– О том, как в одном городе городничий бьёт мещан по зубам…
– Да, это в самом деле реальное направление, – сказал Обломов.
– Не правда ли? – подтвердил обрадованный литератор. – Я провожу вот какую мысль и знаю, что она новая и смелая. Один проезжий был свидетелем этих побоев и при свидании с губернатором пожаловался ему. Тот приказал чиновнику, ехавшему туда на следствие, мимоходом удостовериться в этом и вообще собрать сведения о личности и поведении городничего. Чиновник созвал мещан, будто расспросить о торговле, а между тем давай разведывать и об этом. Что ж мещане? Кланяются да смеются и городничего превозносят похвалами. Чиновник стал узнавать стороной, и ему сказали, что мещане – мошенники страшные, торгуют гнилью, обвешивают, обмеривают даже казну, все безнравственны, так что побои эти – праведная кара…
– Стало быть, побои городничего выступают в повести, как fatum древних трагиков? – сказал Обломов.
– Именно, – подхватил Пенкин. – У вас много такта, Илья Ильич, вам бы писать! А между тем мне удалось показать и самоуправство городничего и развращение нравов в простонародье; дурную организацию действий подчинённых чиновников и необходимость строгих, но законных мер… Не правда ли, эта мысль… довольно новая?
– Да, в особенности для меня, – сказал Обломов, – я так мало читаю…
– В самом деле, не видать книг у вас! – сказал Пенкин. – Но, умоляю вас, прочтите одну вещь; готовится великолепная, можно сказать, поэма: «Любовь взяточника к падшей женщине». Я не могу вам сказать, кто автор: это ещё секрет.
– Что ж там такое?
– Обнаружен весь механизм нашего общественного движения, и всё в поэтических красках. Все пружины тронуты; все ступени общественной лестницы перебраны. Сюда, как на суд, созваны автором и слабый, но порочный вельможа и целый рой обманывающих его взяточников; и все разряды падших женщин разобраны… француженки, немки, чухонки, и всё, всё… с поразительной, животрепещущей верностью… Я слышал отрывки – автор велик! В нём слышится то Дант, то Шекспир…
– Вон куда хватили! – в изумлении сказал Обломов привстав.
Пенкин вдруг смолк, видя, что действительно он далёко хватил.
– Вот вы прочтите, увидите сами, – добавил он уже без азарта.
– Нет, Пенкин, я не стану читать.
– Отчего ж? Это делает шум, об этом говорят…
– Да пускай их! Некоторым ведь больше нечего и делать, как только говорить. Есть такое призвание.
– Да хоть из любопытства прочтите.
– Чего я там не видал? – говорил Обломов. – Зачем это они пишут: только себя тешат…
– Как себя: верность-то, верность какая! До смеха похоже. Точно живые портреты. Как кого возьмут, купца ли, чиновника, офицера, будочника, – точно живьём отпечатают.
– Из чего же они бьются: из потехи, что ли, что вот кого-де не возьмём, а верно и выйдет? А жизни-то и нет ни в чём: нет понимания её и сочувствия, нет того, что там у вас называется гуманитетом. Одно самолюбие только. Изображают-то они воров, падших женщин, точно ловят их на улице да отводят в тюрьму. В их рассказе слышны не «невидимые слёзы», а один только видимый, грубый смех, злость…
– Что ж ещё нужно? И прекрасно, вы сами высказались: это кипучая злость – жёлчное гонение на порок, смех презрения над падшим человеком… тут всё!
– Нет, не всё! – вдруг воспламенившись, сказал Обломов. – Изобрази вора, падшую женщину, надутого глупца, да и человека тут же не забудь. Где же человечность-то? Вы одной головой хотите писа?ть! – почти шипел Обломов. – Вы думаете, что для мысли не надо сердца? Нет, она оплодотворяется любовью. Протяните руку падшему человеку, чтоб поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нём самого себя и обращайтесь с ним, как с собой, – тогда я стану вас читать и склоню перед вами голову… – сказал он, улёгшись опять покойно на диване. – Изображают они вора, падшую женщину, – говорил он, – а человека-то забывают или не умеют изобразить. Какое же тут искусство, какие поэтические краски нашли вы? Обличайте разврат, грязь, только, пожалуйста, без претензии на поэзию.
– Что же, природу прикажете изображать: розы, соловья или морозное утро, между тем как всё кипит, движется вокруг? Нам нужна одна голая физиология общества; не до песен нам теперь…
– Человека, человека давайте мне! – говорил Обломов. – Любите его…
– Любить ростовщика, ханжу, ворующего или тупоумного чиновника – слышите? Что вы это? И видно, что вы не занимаетесь литературой! – горячился Пенкин. – Нет, их надо карать, извергнуть из гражданской среды, из общества…
– Извергнуть из гражданской среды! – вдруг заговорил вдохновенно Обломов, встав перед Пенкиным. – Это значит забыть, что в этом негодном сосуде присутствовало высшее начало; что он испорченный человек, но всё человек же, то есть вы сами. Извергнуть! А как вы извергнете из круга человечества, из лона природы, из милосердия божия? – почти крикнул он с пылающими глазами.
– Вон куда хватили! – в свою очередь, с изумлением сказал Пенкин.
Обломов увидел, что и он далёко хватил. Он вдруг смолк, постоял с минуту, зевнул и медленно лёг на диван.
читать книгу
– Здравствуйте, Пенкин; не подходите, не подходите: вы с холода! – говорил Обломов.
– Ах вы, чудак! – сказал тот. – Всё такой же неисправимый, беззаботный ленивец!
– Да, беззаботный! – сказал Обломов. – Вот я вам сейчас покажу письмо от старосты: ломаешь, ломаешь голову, а вы говорите: беззаботный! Откуда вы?
– Из книжной лавки: ходил узнать, не вышли ли журналы. Читали мою статью?
– Нет.
– Я вам пришлю, прочтите.
– О чём? – спросил сквозь сильную зевоту Обломов.
– О торговле, об эмансипации женщин, о прекрасных апрельских днях, какие выпали нам на долю, и о вновь изобретённом составе против пожаров. Как это вы не читаете? Ведь тут наша вседневная жизнь. А пуще всего я ратую за реальное направление в литературе.
– Много у вас дела? – спросил Обломов.
– Да, довольно. Две статьи в газету каждую неделю, потом разборы беллетристов пишу, да вот написал рассказ…
– О чём?
– О том, как в одном городе городничий бьёт мещан по зубам…
– Да, это в самом деле реальное направление, – сказал Обломов.
– Не правда ли? – подтвердил обрадованный литератор. – Я провожу вот какую мысль и знаю, что она новая и смелая. Один проезжий был свидетелем этих побоев и при свидании с губернатором пожаловался ему. Тот приказал чиновнику, ехавшему туда на следствие, мимоходом удостовериться в этом и вообще собрать сведения о личности и поведении городничего. Чиновник созвал мещан, будто расспросить о торговле, а между тем давай разведывать и об этом. Что ж мещане? Кланяются да смеются и городничего превозносят похвалами. Чиновник стал узнавать стороной, и ему сказали, что мещане – мошенники страшные, торгуют гнилью, обвешивают, обмеривают даже казну, все безнравственны, так что побои эти – праведная кара…
– Стало быть, побои городничего выступают в повести, как fatum древних трагиков? – сказал Обломов.
– Именно, – подхватил Пенкин. – У вас много такта, Илья Ильич, вам бы писать! А между тем мне удалось показать и самоуправство городничего и развращение нравов в простонародье; дурную организацию действий подчинённых чиновников и необходимость строгих, но законных мер… Не правда ли, эта мысль… довольно новая?
– Да, в особенности для меня, – сказал Обломов, – я так мало читаю…
– В самом деле, не видать книг у вас! – сказал Пенкин. – Но, умоляю вас, прочтите одну вещь; готовится великолепная, можно сказать, поэма: «Любовь взяточника к падшей женщине». Я не могу вам сказать, кто автор: это ещё секрет.
– Что ж там такое?
– Обнаружен весь механизм нашего общественного движения, и всё в поэтических красках. Все пружины тронуты; все ступени общественной лестницы перебраны. Сюда, как на суд, созваны автором и слабый, но порочный вельможа и целый рой обманывающих его взяточников; и все разряды падших женщин разобраны… француженки, немки, чухонки, и всё, всё… с поразительной, животрепещущей верностью… Я слышал отрывки – автор велик! В нём слышится то Дант, то Шекспир…
– Вон куда хватили! – в изумлении сказал Обломов привстав.
Пенкин вдруг смолк, видя, что действительно он далёко хватил.
– Вот вы прочтите, увидите сами, – добавил он уже без азарта.
– Нет, Пенкин, я не стану читать.
– Отчего ж? Это делает шум, об этом говорят…
– Да пускай их! Некоторым ведь больше нечего и делать, как только говорить. Есть такое призвание.
– Да хоть из любопытства прочтите.
– Чего я там не видал? – говорил Обломов. – Зачем это они пишут: только себя тешат…
– Как себя: верность-то, верность какая! До смеха похоже. Точно живые портреты. Как кого возьмут, купца ли, чиновника, офицера, будочника, – точно живьём отпечатают.
– Из чего же они бьются: из потехи, что ли, что вот кого-де не возьмём, а верно и выйдет? А жизни-то и нет ни в чём: нет понимания её и сочувствия, нет того, что там у вас называется гуманитетом. Одно самолюбие только. Изображают-то они воров, падших женщин, точно ловят их на улице да отводят в тюрьму. В их рассказе слышны не «невидимые слёзы», а один только видимый, грубый смех, злость…
– Что ж ещё нужно? И прекрасно, вы сами высказались: это кипучая злость – жёлчное гонение на порок, смех презрения над падшим человеком… тут всё!
– Нет, не всё! – вдруг воспламенившись, сказал Обломов. – Изобрази вора, падшую женщину, надутого глупца, да и человека тут же не забудь. Где же человечность-то? Вы одной головой хотите писа?ть! – почти шипел Обломов. – Вы думаете, что для мысли не надо сердца? Нет, она оплодотворяется любовью. Протяните руку падшему человеку, чтоб поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нём самого себя и обращайтесь с ним, как с собой, – тогда я стану вас читать и склоню перед вами голову… – сказал он, улёгшись опять покойно на диване. – Изображают они вора, падшую женщину, – говорил он, – а человека-то забывают или не умеют изобразить. Какое же тут искусство, какие поэтические краски нашли вы? Обличайте разврат, грязь, только, пожалуйста, без претензии на поэзию.
– Что же, природу прикажете изображать: розы, соловья или морозное утро, между тем как всё кипит, движется вокруг? Нам нужна одна голая физиология общества; не до песен нам теперь…
– Человека, человека давайте мне! – говорил Обломов. – Любите его…
– Любить ростовщика, ханжу, ворующего или тупоумного чиновника – слышите? Что вы это? И видно, что вы не занимаетесь литературой! – горячился Пенкин. – Нет, их надо карать, извергнуть из гражданской среды, из общества…
– Извергнуть из гражданской среды! – вдруг заговорил вдохновенно Обломов, встав перед Пенкиным. – Это значит забыть, что в этом негодном сосуде присутствовало высшее начало; что он испорченный человек, но всё человек же, то есть вы сами. Извергнуть! А как вы извергнете из круга человечества, из лона природы, из милосердия божия? – почти крикнул он с пылающими глазами.
– Вон куда хватили! – в свою очередь, с изумлением сказал Пенкин.
Обломов увидел, что и он далёко хватил. Он вдруг смолк, постоял с минуту, зевнул и медленно лёг на диван.
читать книгу
понедельник, 25 мая 2009
Истина в вине!
ахаха !!точно я))
| Какой ты герой из советских мультфильмов. | ||||||||
| ||||||||
все гадания на aeterna.ru |
среда, 20 мая 2009
Истина в вине!
Истина в вине!
03:04
Доступ к записи ограничен
Истина в вине!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 17 мая 2009
Истина в вине!
Обычно не слежу за евровидением.. попса, что с нее взять.. но тут слишком много разговоров было, короч пропустить не получилось. Фрагментами, да посмотрела..
Как ни странно, победитель меня порадовал
он правда милашка)
Как ни странно, победитель меня порадовал
он правда милашка)
понедельник, 11 мая 2009
Истина в вине!
10.05.2009 в 23:12
Пишет Lera Tokugava:Пусть я дурак, но я умней вас всех вместе взятых!
Рyкописи каменного века не горят, но тонyт
Семь раз об дверь, один раз об рельс
Катерина бросилась в реку по личному делу (из школьных сочинений)
Пить надо в меру. Но надо...
Вчера купила 8 сырков глазированных, 4 папе и 4 себе. Пока я один ела, папа остальные 6 съел и для приличия мне один оставил... А потом ходил весь такой довольный и умиротворенный. Теперь я знаю, что надо мужикам... (реально услышанное)
Совестью можно и не пользоваться, но иметь ее нужно.
Наши курицы - самые стройные курицы в мире
Танец есть вертикальное исполнение горизонтальных желаний
Таньки грязи не боятся
Я пью до дна за тех, кто в танке
Чиновник - это платный шлагбаум на дороге жизни
Статистика: если ты имеешь кастрюлю с кипятком, а твой сосед курицу, то в среднем у вас куриный суп
Два золотых правила психотерапии. Правило первое. Мелкие тревоги - это пустяк. Правило второе. Все тревоги – мелкие
Поздравляю всех мужчин с праздником 9 марта - Днем окончания международного женского дня
Деньги - это мужской макияж
Nescafe - ведущий мировой производитель баночек для окурков
Начальник - это уникальный человек, он и ошибается, и ничего не делает
Какой вкусный салат, дорогая! Сама купила?
Все меньше глупостей мы делаем с годами, но качество при этом их растет
Я угадаю эту программу с 7 байт!
Деньги - зло! Для подробной информации пришлите $10
URL записиРyкописи каменного века не горят, но тонyт
Семь раз об дверь, один раз об рельс
Катерина бросилась в реку по личному делу (из школьных сочинений)
Пить надо в меру. Но надо...
Вчера купила 8 сырков глазированных, 4 папе и 4 себе. Пока я один ела, папа остальные 6 съел и для приличия мне один оставил... А потом ходил весь такой довольный и умиротворенный. Теперь я знаю, что надо мужикам... (реально услышанное)
Совестью можно и не пользоваться, но иметь ее нужно.
Наши курицы - самые стройные курицы в мире
Танец есть вертикальное исполнение горизонтальных желаний
Таньки грязи не боятся
Я пью до дна за тех, кто в танке
Чиновник - это платный шлагбаум на дороге жизни
Статистика: если ты имеешь кастрюлю с кипятком, а твой сосед курицу, то в среднем у вас куриный суп
Два золотых правила психотерапии. Правило первое. Мелкие тревоги - это пустяк. Правило второе. Все тревоги – мелкие
Поздравляю всех мужчин с праздником 9 марта - Днем окончания международного женского дня
Деньги - это мужской макияж
Nescafe - ведущий мировой производитель баночек для окурков
Начальник - это уникальный человек, он и ошибается, и ничего не делает
Какой вкусный салат, дорогая! Сама купила?
Все меньше глупостей мы делаем с годами, но качество при этом их растет
Я угадаю эту программу с 7 байт!
Деньги - зло! Для подробной информации пришлите $10
воскресенье, 03 мая 2009
01:52
Доступ к записи ограничен
Истина в вине!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 29 апреля 2009
Истина в вине!
Иногда меня съедает темнота.
вторник, 28 апреля 2009
Истина в вине!
Истина в вине!
zhurnal.lib.ru/s/surat/avtoportret.shtml
pelevin.nov.ru/texts/
Цитата:
"Сознание так просто не потеряешь, - объяснил я ему, хотя говорить было больно. - Это все равно, что потерять стог сена в иголке, потому что сознание - это все, а я - ничто. Я сам могу в нем потеряться, но потерять его - это из области научной фантастики!"
нет, это определенно стоит прочесть)))))
я нарушаю все авторские права, но это нереальные рассказы Оо
>_< пздц.. %)
pelevin.nov.ru/texts/
Цитата:
"Сознание так просто не потеряешь, - объяснил я ему, хотя говорить было больно. - Это все равно, что потерять стог сена в иголке, потому что сознание - это все, а я - ничто. Я сам могу в нем потеряться, но потерять его - это из области научной фантастики!"
нет, это определенно стоит прочесть)))))
я нарушаю все авторские права, но это нереальные рассказы Оо
>_< пздц.. %)